Неточные совпадения
Другой бы на моем
месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [руку и сердце (фр.).] но надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце
превращается в камень, и ничто его не разогреет снова.
И точно, дорога опасная: направо висели над нашими головами груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться
в ущелье; узкая дорога частию была покрыта снегом, который
в иных
местах проваливался под ногами,
в других
превращался в лед от действия солнечных лучей и ночных морозов, так что с трудом мы сами пробирались; лошади падали; налево зияла глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяной корою, то с пеною прыгая по черным камням.
Изредка краснела между ними кирпичная стена, но и та уже во многих
местах превращалась совершенно
в черную.
Момент символических намеков, знаменательных улыбок, сиреневых веток прошел невозвратно. Любовь делалась строже, взыскательнее, стала
превращаться в какую-то обязанность; явились взаимные права. Обе стороны открывались более и более: недоразумения, сомнения исчезали или уступали
место более ясным и положительным вопросам.
Не играя вопросом о любви и браке, не путая
в него никаких других расчетов, денег, связей,
мест, Штольц, однако ж, задумывался о том, как примирится его внешняя, до сих пор неутомимая деятельность с внутреннею, семейною жизнью, как из туриста, негоцианта он
превратится в семейного домоседа?
Если Ольге приходилось иногда раздумываться над Обломовым, над своей любовью к нему, если от этой любви оставалось праздное время и праздное
место в сердце, если вопросы ее не все находили полный и всегда готовый ответ
в его голове и воля его молчала на призыв ее воли, и на ее бодрость и трепетанье жизни он отвечал только неподвижно-страстным взглядом, — она впадала
в тягостную задумчивость: что-то холодное, как змея, вползало
в сердце, отрезвляло ее от мечты, и теплый, сказочный мир любви
превращался в какой-то осенний день, когда все предметы кажутся
в сером цвете.
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса,
в котором пустыни
превращаются в жилые
места, дикари возводятся
в чин человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика
превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам, остается только уступить свое
место молодому поколению.
Об застое после перелома
в 1825 году мы говорили много раз. Нравственный уровень общества пал, развитие было перервано, все передовое, энергическое вычеркнуто из жизни. Остальные — испуганные, слабые, потерянные — были мелки, пусты; дрянь александровского поколения заняла первое
место; они мало-помалу
превратились в подобострастных дельцов, утратили дикую поэзию кутежей и барства и всякую тень самобытного достоинства; они упорно служили, они выслуживались, но не становились сановитыми. Время их прошло.
По обеим сторонам расстилалось топкое, кочковатое болото, по которому изредка рассеяны были кривые и низкорослые деревца; по
местам болото
превращалось в ржавые бочаги, покрытые крупной осокой, белыми водяными лилиями и еще каким-то растением с белыми головками, пушистыми, как хлопчатая бумага.
Как только сольет полая вода, болотные кулики занимают свои родимые болота,
в которых живут постоянно каждый год, если какая-нибудь особенная причина не заставит их переменить
места своего жительства. Причины бывают разные: иногда болото высыхает от того, что пропадают
в нем родники или паточины; иногда от того, что их затопчет скот; иногда от того, что болото высушивается искусственно людьми и
превращается в сенокосные луга или пашню.
Природа медленно производит эту работу, и я имел случай наблюдать ее: первоначальная основа составляется собственно из водяных растений, которые, как известно, растут на всякой глубине и расстилают свои листья и цветы на поверхности воды; ежегодно согнивая, они
превращаются в какой-то кисель — начало черноземного торфа, который, слипаясь, соединяется
в большие пласты; разумеется, все это может происходить только на водах стоячих и предпочтительно
в тех
местах, где мало берет ветер.
По большей части история оканчивается тем, что через несколько часов шумное, звучное, весело населенное болото
превращается в безмолвное и опустелое
место… только легко раненные или прежде пуганные кулики, отлетев на некоторое расстояние, молча сидят и дожидаются ухода истребителя, чтоб заглянуть
в свое родное гнездо…
Одежда наша была
в самом плачевном состоянии: она износилась и во многих
местах была изорвана, суконные ленты на ногах
превратились в клочья, рукавицы от постоянной работы продырявились и не давали тепла.
Тогда Сверстов решился укреплять нервы своего пациента воздухом и почти насильно заставлял его кататься на тройке
в самые холодные и ветреные дни и, всегда сам сопровождая при этом Егора Егорыча, приказывал кучеру нестись во все лопатки и по
местам преимущественно открытым, дабы больной как можно более вдыхал
в себя кислорода и таким образом из меланхолика снова
превратился бы
в сангвиника, — но и то не помогало: Егор Егорыч, конечно, возвращался домой несколько бодрее, но не надолго.
Через минуту Лена смотрела
в открытое окно, как исправник уселся, причем какая-то темная небольшая фигура противно суетилась около тарантаса. Лошади взяли с
места, и тарантас покатился между рядами берез
в том направлении, откуда только что приехали наши путники. Скоро он
превратился в темную точку, и только меланхолический звон колокольчика как будто перекликался все, подавая голос издали, из темноты, на освещенную станцию.
По взлобочкам и прикрутостям, по увалам и горовым
местам выглянули первые проталинки с всклоченной, бурой прошлогодней травой; рыжие пятна таких проталин покрывали белый саван точно грязными заплатами, которые все увеличивались и росли с каждым днем,
превращаясь в громадные прорехи, каких не
в состоянии были починить самые холодные весенние утренники, коробившие лед и заставлявшие трещать бревна.
Разорванные
в нескольких
местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом
превратились в груды фантастических развалин, которые продолжали двигаться, меняя с каждою секундой свой цвет, величину и очертание: то падали они друг на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными массами и принимали вид исполинских темно-синих чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти, на дне которых проносились клочки других облаков; то снова все это смешивалось
в один неопределенный хаос, полный страшного движения…
На этом
месте всхлипывание старушки
превратилось вдруг
в громкое рыдание, и дедушка Кондратий прервал чтение, потому что глаза его вдруг плохо что-то, совсем плохо стали разбирать последние строки; почерк оставался, однако ж, все так же четок и крупен. Но «затмение» дедушки Кондратия, как называл он временное свое ослепление, продолжалось недолго. Старик протер ладонью глаза свои и снова стал читать...
Снег валил густыми, липкими хлопьями; гонимые порывистым, влажным ветром, они падали на землю,
превращаясь местами в лужи,
местами подымаясь мокрыми сугробами; клочки серых, тяжелых туч быстро бежали по небу, обливая окрестность сумрачным светом; печально смотрели обнаженные кусты; где-где дрожал одинокий листок, свернувшийся
в трубочку; еще печальнее вилась снежная дорога, пересеченная кое-где широкими пятнами почерневшей вязкой почвы; там синела холодною полосою Ока, дальше все застилалось снежными хлопьями, которые волновались как складки савана, готового упасть и окутать землю…
Вот что значит по изъязвленному
месту новые язвы наводить. Даже"упорядочить"ничего нельзя, потому что намерения самые похвальные, словно волшебством,
превращаются в благосклонное ковыряние незаживших ран.
В некоторых
местах горная порода выветрилась под влиянием атмосферических деятелей,
превратившись в губчатую массу,
в других она осыпается и отстает, как старая штукатурка.
Я убедился, что вода уже подмыла земляную поверхность этого болота, избитого окнами, или прососами, и что рано или поздно оно все
превратится в пловучие острова, а вода займет его
место до самого того возвышения, по которому я шел.
Вскоре около его фанзы появились другие домики. Так образовалась деревня Фурме. Потом пришли русские и потеснили ходзенов. Последние должны были оставить насиженные
места и уйти от неспокойных «лоца» вверх по реке Уссури. Деревня Фурме исчезла, а название Хээкчир
превратилось в Хехцир. Впоследствии казаки этим именем стали называть не только то
место, где раньше была ходзенская деревня, но и весь горный хребет.
Это делают те, которые хотят стать на его
место и
превратиться в новых буржуа,
в социальных нуворишей.
Еще два раза встречались мы на том же Балтийском прибрежье, но жили
в разных
местах и видались гораздо реже. Тогда уже Гончаров стал страдать глазом и припадками болезни легких. Он как-то сразу
превратился видом
в старца, отпустил седую бороду, стал менее разговорчив, чаще жаловался на свои болезни, жил на Штранде больше для воздуха, чем для купанья. Его холостая доля скрашивалась нежной заботой о чужих детях, которых он воспитал и обеспечил.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился
в окрестности тысячными перекатами и наконец
превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его
в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на
месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
Сколько раз говорил я себе:"перемените обстановку Бюлье, представьте себе, что это обыкновенный светский салон, и каждая оригинальная девочка нашла бы себе
место: сухая и сморщенная Nanna была бы нервная и капризная барынька, берущая эксцентричностью туалетов, Esther — еврейка, вышедшая из цветочного промысла, была бы крикливая, задорная чиновница, всегда скромно одетая, Amélie
превратилась бы
в девицу с английскими вкусами, толстая Berthe считалась бы cune gaillarde du faubourg Saint-Germain", хвастливая и более всех развращенная Henriette была бы одна из тех светских женщин, у которых под сладкой улыбкой сидят все семь смертных грехов.
Было смятение, и шум, и вопли, и крики смертельного испуга.
В паническом страхе люди бросились к дверям и
превратились в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали. И выливались
в дверь так медленно, как вода из опрокинутой бутылки. Остались только псаломщик, уронивший книгу, вдова с детьми и Иван Порфирыч. Последний минуту смотрел на попа — и сорвался с
места, и врезался
в хвост толпы, исторгнув новые крики ужаса и гнева.